«Это несправедливо, чёрт возьми!»
Конечно же, всё это было несправедливо, иначе и быть не могло. Александр целый месяц рвался на «Закат» — хорошенькую, хоть и видавшую виды китобойную шхуну — молва о подвигах которой гуляла даже по самым злачным портам, откладывал деньги и грезил о промысле, а его в первую же неделю сместили до грязной работы каютного юнги. И всё только из-за того, что нынешний юнга умудрился перебить себе пальцы канатом и работать не мог, а кок, со скверным характером и говорящей фамилией Барк {?}[barking (анг.) — собачий лай], горбатиться на камбузе в одиночку не собирался. Участь работать на побегушках у несговорчивого кока выпала на самого младшего члена команды. Им и оказался Александр, протесты которого, конечно же остались неуслышанными.
Кок — или, как он требовал себя называть, мистер Барк — гонял его по всему камбузу как мальчишку, хотя Александр прекрасно знал, в чём состоят обязанности юнги, он работал им сколько себя помнил. И от того становилось ещё тоскливее на душе, что первый рейс в качестве матроса, он вновь вынужден просиживать в душном камбузе наедине с грязной нечищеной картошкой и дурно пахнущей рыбой, а в качестве отдыха — носить чайники в кают-кампанию да драить палубу.
Александр с остервенением опустил швабру в уже помутневшую воду, чтобы после продолжить драить тот же участок палубы, что он драил уже пять минут. Как же это несправедливо. И как же несправедливо то, что никто больше не находит это несправедливым.
Александр с завистью оглядел находящихся на палубе матросов, которые, в отличие от него, занимались куда более полезными делами. Команда «Заката» насчитывала двадцать три человека, вместе с капитаном, коком и первым помощником. Александр не запомнил их всех по именам и, в общем-то, не стремился. По натуре своей он не привык заводить дружбу на кораблях, на которых приходилось работать. Потому что дружба эта была недолговечна и потому, что он всегда оказывался самым юным участником экипажа и ловил в свою сторону насмешки, которые безумная гордость прощать не позволяла. Вот и держался особняком.
А если припомнить, как несправедливо с ним обошлись, то у Александра было ещё меньше причин заводить тут с кем-то дружбу.
На баке Александр заприметил первого помощника капитана, нервного и энергичного человека по имени Николас Смок. Сложно было сказать, чего в нём было больше — энергичности или же нервозности, но Александр редко видел его сидящим без дела. На «Закате» всё происходило под его чутким руководством, даже самые мелкие дела. Говорил он отрывисто и очень быстро, но произношение его было на удивление хорошим. Кажется, даже можно было усмотреть истинно британский акцент. Возможно, поэтому он и стал первым помощником для капитана «Заката» — сурового ирландца с чисто же ирландской фамилией Маккарти, который не только был немногословен, но и страдал от ужасного акцента, из-за чего каждое его указание нуждалось в переводе на человеческий английский.
Мистер Смок и Александр уже успели друг другу насолить, ведь именно первый помощник назначил его юнгой, да ещё и бросил вслед унизительное: «Не выглядишь ты на шестнадцать, головастик». За что Александр, в отместку, очень упорно плевал ему в чай. Протест закончился тем, что мистер Барк заставил его драить грязные сковородки, да ещё и был особенно дотошен в тот вечер и тыкал своим не менее грязным пальцем в каждое пятно, на которое в обычное время закрыл бы глаза. Это закрепило за Николасом Смоком статус не только противного первого помощника, но и стукача.
Александр кинул в спину первого помощника ледяной, но полный ярости взгляд и отвернулся. Больше интереса у него никто не вызывал. Одна и та же мешанина из покалеченных в плаваниях или пьяных потасовках лиц. Сколько он таких уже видел за всё то время, что зарабатывал себе на жизнь и таскался по всему свету? Слишком много, это точно. Насмотрелся уже.
— Может, попробуешь драить в другом месте? Так и дыру в корабле проделать недолго, не хотелось бы утонуть по вине одного угрюмого юнги.
Голос донёсся откуда-то сверху, застав Александра врасплох. Он огляделся по сторонам, но поблизости никого не оказалось. «Послышалось что ли?», подумал было он, но сверху донёсся свист, заставивший поднять голову. Его источник обнаружился сразу же — им оказался вальяжно опирающийся о ванты сухопарый матрос, на вид не сильно старше самого Александра. Он смотрел на него с хитрой ухмылкой на губах, замешательство Александра его явно забавляло, поэтому он даже не думал его прервать хотя бы приветствием. Только смотрел.
Почему-то от этого пристального взгляда у Александра загорелись уши. Он решил, что это от злости, ведь то, с какими словами к нему этот странноватый матрос обратился, точно задело его гордость.
— Я не юнга. Я матрос, — фыркнул он, крепко сжимая в руках швабру и не сводя с незнакомца взгляд.
— Правда? — улыбка всё не сползала с его губ, — А мне помнится, мистер Смок вчера утром сам назначил тебя юнгой. Да и матросы получше тебя палубы драят.
Он усмехнулся, а у Александра от злости и стыда покраснели щёки. Да как смеет этот долговязый так с ним говорить? Александр юнгой был сколько себя помнил, ему ли не знать, как драить палубы. А чужого мнения он точно не просил, тем более от какого-то матроса.
— А я что не так делаю? — с вызовом спросил он. Матрос пожал плечами и кивнул на швабру.
— Ты уже пятую минуту одно и то же место драишь. Спорим, я сейчас в нём своё отражение увижу? Матросы так не делают.
— Если такой умный, матрос, тогда сам сделай, — огрызнулся ему Александр. Улыбка незнакомца стала шире, и в эту же секунду он ловко, даже глазом не моргнув, спрыгнул на палубу и очутился рядом с Александром.
— А может быть и сделаю.
Он действительно оказался выше Александра (хотя, это можно было сказать обо всех членах экипажа) и для матроса был худоват. Хотя вздымающаяся от чуть сбившегося дыхания широкая грудь намекала, что, несмотря на худобу, этого матроса не стоит недооценивать. Если бы Александр захотел подраться с ним (а он был к тому близок), то из него вышел бы достойный противник.
Матрос непринуждённым движением смахнул со лба прядь иссиня-чёрных кудрявых волос и вновь посмотрел на Александра всё с той же ухмылкой. Александр, напротив, ещё сильнее нахмурился.
— Только это не моя работа, а твоя, — продолжил тем временем матрос, кивнув на швабру, — И ты бы отнёсся к ней серьёзнее, если не хочешь до конца рейса выслушивать рявканье мистера Барка.
— Это тоже не моя работа! — вспылил Александр, — А идиота-юнги! Я нанимался матросом, а не мальчиком на побегушках для этого вонючего кока. И не надо мне указывать, что мне делать и как быть.
Матрос удивлённо вскинул брови, оглядев Александра с ног до головы и уделив особенное внимание его красным от злости щекам. Улыбка поблекла в уголках его губ, а он сам цокнул языком.
— Я, может, тебе помочь собирался, чтобы участь твою облегчить… — протянул он будто бы с обидой.
— А мне не нужна твоя чёртова помощь! — воскликнул Александр и со всей силы пнул сапогом ведро, едва ли заметив, что оно там стоит. Матрос охнул, едва успев увернуться, и теперь Александр мог в ужасе и неверии наблюдать, как мутная и грязная вода из такого же грязного ведра обдаёт с ног до головы… Джеймса, чёрт бы его побрал, Барка, который именно в эту злосчастную секунду решил к ним подойти. Ни мгновением раньше, ни мгновением позже. У Александра сердце ухнуло куда-то в пустоту, пока он смотрел, как лицо кока искажается, а подслеповатые глаза расширяются от возмущения.
И лишь когда он открыл рот, и оттуда донеслась отборнейшая брань, Александр понял, что ещё один виновник происшествия — чёртов долговязый матрос — благополучно скрылся от гнева кока, позволив ему целиком и полностью обрушиться на Александра.
«Ублюдок» подумал Александр, пока кок, брызжа слюной, проклинал всю его семью вплоть до десятого колена.
Наказанием за инцидент с ведром стало заточение в камбузе в обнимку с нечищеной картошкой. Прежде чем оставить Александра в одиночестве, Барк пролаял ему напоследок ещё пару-тройку оскорблений и назвал «гадёнышом». Александр пропустил всё мимо ушей, ведь он сам был не менее злой, чем кок. Если бы не этот чёртов матрос, он бы всё это не выслушивал. И надо же ему было лезть куда не просят со своими советами?
«Наверняка, он это специально сделал» мрачно размышлял Александр, счищая вместе с кожурой добрую половину картошки и швыряя её в ведро «Поиздеваться надо мной решил, подонок. Ну я ему ещё устрою, я тоже матрос, а не юнга сопливый».
Он крепко стиснул затупившийся кухонный нож в пальцах и сплюнул себе под ноги. Ему ещё не приходилось мстить за унижения, ведь задирали его обычно люди куда старше и, если на то пошло, внушительнее в размерах. Моряки, что легко размозжили бы лицо Александра в кровавую лепёшку, стоило ему только сунуться. Александр это знал, потому что соваться ему доводилось. Если бы кто-то взглянул на него со стороны, то поморщился бы или ужаснулся от количества ссадин на лице. А Александр иногда рассматривал их в зеркало, вспоминая, как получил каждую и злясь, что не смог оставить такие же обидчикам. Чтобы они тоже запомнили.
Но этот долговязый матрос был другим. Конечно, он стал бы достойным противником, но он был не сильно старше Александра, да и сам Александр был пошире в плечах, хоть и ростом его природа упорно обделяла. А ещё у него есть нож. Вернее, он может умыкнуть его прямо сейчас, заткнуть себе за ремень. И тогда…
— Ну здравствуй.
Александр удивлённо голову и тут же насупился. Уже второй раз за это утро его застают врасплох, и всё один и тот же человек.
Долговязый стоял в дверном проёме, немного нагибаясь, чтобы не задевать лбом наличник — который Александр иной раз и не замечал, вот это разница в росте — но только выражение его лица было другим. Не хитрая, будто бы даже снисходительная ухмылка, а самая что ни на есть доброжелательная улыбка, всем своим видом говорившая, что гость пришёл с миром.
Но Александр свои планы мести отпускать не собирался. Вместо приветствия он мрачно засопел и схватил очередную картошку из ведра, принявшись яростно её чистить и будто бы не замечая матроса.
Ухо зацепило звук шагов. Александр поднял взгляд и очутился лицом к лицу с матросом. Тот наклонился к нему, опираясь ладонями о колени и сказал:
— Сердишься, да?
Александр нахмурился недоверчиво, но кивнул.
— Так и думал, — вздохнул матрос, покачав головой, — Значит, не зря пришёл. Я извиниться хотел. За ведро. Барк знатно на тебе отыгрался на палубе. А теперь, вот… За картошку усадил. Как Золушку.
Матрос усмехнулся, заметив замешательство на лице Александра. Неизвестно, что удивило его больше: искренние извинения или это странное сравнение чёрт знает с кем.
— Не знаешь, кто это? — улыбнулся матрос. Александр покачал головой, — Сказка такая есть.
— Я сказки не читаю, — проворчал Александр, опустив взгляд обратно в ведро. Не со злости, просто не нравилось ему такое пристальное внимание к себе от этого матроса. И не понравилось то, что глаза у него были светлые и голубые, буквально сияющие каким-то внутренним светом. Они были… добрые. Мстить как-то расхотелось.
— А жаль, — пожал плечами матрос и, как назло, присел на корточки, ловя взгляд Александра. Видимо, очень хотел убедиться, что конфликт между ними улажен и, надо понимать, отставать не собирался, — Ну так что? Без обид? Я правда помочь хотел, а вышло как вышло, прости. И ссориться как-то не хочется.
— А какое тебе дело? — спросил Александр беззлобно, почти с интересом. Он и сам удивился своему тону голоса, будто за него говорил кто-то другой.
— Неправильным мне это кажется. Ты держишься как матрос, узлы отменно вяжешь, а сидишь здесь и за Барком по пятам бегаешь. Мистер Смок человек умный, но тут он сглупил. Рано тебя со счётов списал. В общем, я не хочу тебя одного бросать.
— Человеколюб что ли? — впервые за разговор Александр улыбнулся. Он и сам не понял, откуда он взял это странное слово. Должно быть, где-то вычитал. Но матрос засмеялся, а значит ничего глупого Александр не сказал.
— Если хочешь. Но всё же я люблю, когда меня называют Хантером, — он протянул ему узкую ладонь, на которой уже успели наметиться мозоли. Александр окинул её быстрым взглядом, подумав, что впервые видит настолько длинные пальцы, — А ты у нас?..
— Ларсен, — ответил Александр по привычке.
— Это имя такое? — спросил Хантер, — Как-то непохоже.
— Фамилия, — отмахнулся Александр, отругав себя за такую глупость, — Я Александр. Александр Ларсен, — и протянул ему навстречу пыльную и грязную от чистки картошки ладонь. Матрос с удовольствием, на удивление крепко её пожал, улыбнувшись с таким теплом, какого Александр давно не знал.
— Будем знакомы, Александр Ларсен. А я Хантер Чёрч.
— Хантер Чёрч… — пробормотал Александр вместо ответной любезности. Уши вновь загорелись, но, кажется, не от злости.
Хантер, тем временем, поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Александр не думал следить за его действиями, а потому очень удивился, когда рядом с ним опустилась трёхногая табуретка, а неё следом опустился Хантер с невесть откуда взявшимся ножом. Судя по тому, как он поблёскивал, он принадлежал самому Хантеру. На камбузе таких чистых ножей никогда не было.
Александр удивлённо воззрился на матроса, на что тот, пожав плечами, ответил:
— Я тоже виноват, правда? И, раз уж мы заключили перемирие, будет честно тебе помочь. Если ты, конечно, не претендуешь на звание повелителя картофельных очистков.
Александр покачал головой, чувствуя, как губы сами растягиваются в улыбку.
— Нет, совсем нет.
— Вот и славно, — Хантер ловко подкинул в ладони картошку и приступил к её очистке. Александр последовал его примеру, но искоса поглядывал на своего нового знакомого. У него был выразительный профиль с длинным носом, совершенно без горбинки, и чуть выступающим узким подбородком, на котором Александр заметил намёки на щетину. Неизвестно отчего, эта деталь его взбудоражила.
Хантер вновь смахнул со лба прядь волос, заставив Александра вцепиться в неё взглядом. Пожалуй, но видел за свою жизнь несколько кудрявых шевелюр, но не таких. Кудрявые волосы у Хантера были длинные по меркам обычного матроса, почти касались плеч и свободно вились на висках. Опустив взгляд чуть ниже, Александр увидел поблёскивающую в ухе серьгу. А ещё ниже были его руки с пугающе длинными пальцами, которые двигались на удивление ловко, хоть сердце Александра и замирало, когда нож оказывался к ним в опасной близости.
Он был похож на героя какой-нибудь книги в твёрдой обложке с позолотой, которую Александр никогда не смог бы получить в свои руки.
Хантер, кажется, почувствовав на себе чужой взгляд, обернулся и усмехнулся.
— Ты, что, собрался скинуть на меня всю работу? Давай, не отлынивай! — сказал он, кивнув на несчастную картошку в руках Александра, что и без того настрадалась от его неумения правильно счищать кожуру. Александр встрепенулся и почти сразу отвернулся, крепче сжав в другой руке нож.
— Я просто… хотел сказать спасибо, Хантер, — пробормотал он.
Матрос шутливо боднул его плечом. — Не за что, Алекс.
В эту секунду несправедливости в мире стало чуточку меньше. Как и нечищеной картошки.