Смерть Ларсен, пока слушает у себя в каюте длинный рапорт помощника, зажигает ещё одну сигарету, чтобы не дать себе заскучать и не упустить что-нибудь важное. Получается, что разгрузка почти закончена, и пока что «Македонии» на этом рейсе везёт так, что даже досадно немного становится.
Море, хотя сезон всё ещё зимний, всю неделю пути было спокойное, ни одного корабля пограничной службы не попалось, из состава команды потери пренебрежимые, с дисциплиной никаких проблем, а груз доставлен неповреждённым. Туман ещё спустился вовремя — хороший, плотный, надёжно укрывающий от чужих любопытных глаз и позволяющий провернуть дело чисто и быстро.
Смерть Ларсен уже бросил было надеяться, но у него теперь все шансы вернуться аккурат к началу промыслового сезона и вовремя успеть к берегам Японии. Всё идёт куда более гладко, чем он предполагал.
Настолько гладко, что Смерть Ларсену совсем не хочется дослушивать утомительный рапорт, раз всё и так давным-давно в порядке. Конечно, он мистера Зингера не за живость изложения ценит, а, скорее уж наоборот, за исключительно немецкую дотошность. Но всё же Смерть Ларсен и так устал за долгий день, а от этого занудного голоса в сон тянет совсем невыносимо.
В себя он приходит только, когда слышит нехарактерную паузу в монотонной речи Зингера. Смерть Ларсен в другой раз вряд ли придал этому значение, но что-то подсказывает ему, что сейчас внимание обратить надо. А своё чутьё слушать Смерть Ларсен привык.
Он невольно поднимает глаза с кончика тлеющей сигареты на бесстрастное лицо своего помощника и замечает, что тот действительно едва заметно нахмурился. Что-то его беспокоит.
— О чём задумались, мистер Зингер? — спрашивает он.
— Да ерунда. Я, пока рапорт собирал, слышал стук по обшивке со стороны кормы. Но это было один раз, послышалось. Я скомандовал нашим новым славным прожектором туда посветить, но ничего не нашлось. Должно быть, это чайка была или другое мелкое животное…
— Остров необитаемый, — возражает Смерть Ларсен. — Здесь даже птицы не гнездятся.
Стук, впрочем, и правда мог бы оказаться ерундой. С утра накануне, правда, была ещё одна мелочь: пока море было чистым, сигнальщик увидал на горизонте крохотную лодку. Тогда решили, что это, скорее всего, какой-нибудь рыбак заблудился — изредка, но рыбацкие лодки могут забраться в эти воды, — и решили не обращать внимание. Но сейчас потихоньку наступает момент, когда мелочей становится многовато.
Сна у Смерти Ларсена больше ни в одном глазу.
— Однако конкурентов или таможеннцю полицию мы бы давно засекли, — берётся рассуждать его помощник. — Сюда ни один мало-мальский приличный катер вплотную не подойдёт. Против прожектора шанса нет.
— А это и не катер вовсе, — вдруг соображает Смерть Ларсен.
После того что Хэмп наговорил ему — оказывается, младшенький при первой встрече ему не кишки выпустил, а усадил с собой рядом кофе пить — Смерть Ларсен заподозрил, что брат может лично заявиться к нему на пароход, но всерьёз на это не рассчитывал.
Всё-таки это не шутки — преодолеть в одиночестве на шлюпке, которая даже для рыбалки толком не годится, несколько тысяч миль, ещё и разыскать пароход в этих пустынных, почти не судоходных водах… И всё это ради какого-то хмыря, который и мизинца Волка Ларсена не стоит? Смерть Ларсен тем более не понимает, зачем брату так корячиться, если ему и так прекрасно известно, что «Македония» скоро вернётся в порт.
Смерть Ларсен даже нарочно послал Джо, чтобы тот поманил брата — а брат к этому моменту должен уже на стенку лезть от безденежья — хлебной должностью и дал повод дождаться «Македонию» в порту. Брату оставалось только потерпеть чуть-чуть и не дёргаться никуда — тогда получил бы и место, и Хэмпа своего в придачу. Но он, видать, тут же сломя голову помчался в море, как только узнал про Хэмпа на «Македонии». Смерть Ларсен, конечно, был не высокого мнения о его здравомыслии, но каким-то образом брат ухитрился даже и без того низкие ожидания не оправдать.
Всё ещё, конечно, остаётся надежда, что Волк Ларсен примчался, потому что ему не терпится на старшего поработать, но в такое верится с трудом.
— Наш гость заявился в одиночестве… Собирайте охотников, мистер Зингер, ведите их наверх к рубке. К нам мой брат заявился.
— Вы уверены? Тогда нужно поднимать тревогу, — помощник уже тянется, чтобы включить корабельную сирену, но Смерть Ларсен его прерывает.
— Стойте, мистер Зингер! Есть другая идея. Посмотрим кто справится лучше: наша охрана или Волк Ларсен.
Свен Зингер едва заметно морщится — с решениями своего начальника он, похоже, совсем не согласен. Но спорить он, к счастью, не будет, а спрашивать его мнение Смерть Ларсен не собирается. Чужие доводы он послушает лучше в любой раз, а сейчас нужно действовать, а не объясняться попусту и тратить время зря.
Зингер срабатывает быстро, с идеальной исполнительностью, и не проходит и двух минут, как Смерть Ларсен с помощником в окружении пятерых своих лучших охотников следят из окна рубки за происходящим на палубе. Ещё семерых людей он отправил к кубрику — как раз туда, где стоит карцер — всем сказано не высовываться и ждать сигнала. Смерть Ларсен чувствует удивлённые взгляды у себя на спине — никто из охотников до сих пор не понимает, почему их оторвали от погрузки и в строжайшей секретности отправили наверх. Сейчас сами всё увидят, если потерпят ещё несколько минут.
Ждать долго не приходится. Вскоре из одного из люков появляется тёмный силуэт. Пусть давно стемнело и всю палубу заволокло туманом, но Смерть Ларсен сразу понимает, что его догадка была правильной. Он не видел брата вблизи уже с десяток лет, но он никогда бы не обознался.
Единственный постовой падает ничком на палубу, так и не успев ничего осознать. Во время погрузки наверху почти никого нет, ведь сильнее всего нужно охранять трюм и грузовые отсеки, так что тревогу поднять больше некому. И всё же Смерть Ларсен решает повременить и не выходить пока из укрытия, а позволить пока брату повоображать, будто победил.
Волк Ларсен без единого звука безошибочно и уверенно идёт — нет, ну разумеется не к кают-компании и капитанской каюте, а к ящику, где сидит его драгоценный Хэмп. Смерть Ларсен, наблюдая за этим, едва сдерживается от досадного вздоха.
Похоже, что пора выбираться из рубки на палубу. Нельзя сказать, что Смерть Ларсен и его люди очень уж осторожничают — сейчас в этом смысла больше нет, они и так уже точно не проиграют. Однако брат бы сейчас не заметил даже барабанного боя, ведь всё его внимание устремлено на драгоценный Хэмпов ящик. Пошептавшись с минуту через щель, Волк Ларсен легко сбивает замок прикладом ружья и вытаскивает на свет божий вонючего, почти потерявшего человеческий облик Хэмпа.
Тот не видал мыла и щётки уже недели эдак две, Смерть Ларсен побрезговал бы и близко рядом с ним стоять, но брата это, похоже, совершенно не смущает.
Даже в кромешной ночной темноте видно, что у Волка Ларсена горят от радости глаза, пока он возбуждённо о чём-то перешёптывается со своим вонючкой.
По крайней мере самому Хэмпу явно очень стыдно. Он виновато топчется перед братом, потупив глаза в пол, — а поглядел бы вперёд, может и заметил, что они попали в окружение.
— Ты, наверно, ужасно зол, что я так глупо убежал… — теперь Смерть Ларсен подходит настолько близко, что разбирает его бормотание.
Но брат в ответ — подумать только! — загребает своего вонючку в объятья.
— Сейчас это неважно! Главное, что ты невредим, — шепчет он, притягивая Хэмпа к себе поближе.
У Смерти Ларсена больше нет сил смотреть на это позорище.
— Да как будто бы я не следил, чтобы с твоим Хэмпом ничего серьёзного не сталось, — не выдерживает и комментирует он, подходя к брату поближе.
А тот реагирует молниеносно — тут же встаёт между Смертью Ларсеном и Хэмпом, заслоняя его спиной, и без всяких сомнений направляет ружьё на родного брата.
Впрочем, вертеться он может как угодно, всё равно ему уже не вывернуться.
Он не знает о второй засаде со стороны камбуза у него за спиной. А потому не успевает ничего предпринять, когда охотники без труда выхватывают Хэмпа, обступая его кольцом, чтобы отрезать от Волка Ларсена окончательно. Хэмп — иного от него Смерть Ларсен и не ждал — пугается так, что даже пикнуть не смеет, зато Волк Ларсен не сдаётся и, зверино оглядываясь по сторонам, всё ищет выход.
Но выхода нет — вскоре брат это тоже понимает: он может и силён, но против двенадцати хорошо подготовленных и вооружённых до зубов дюжих молодцов, обступивших их с Хэмпом со всех сторон, даже у него нет шанса. От души и злобно выбранившись, Волк Ларсен опускает ружьё — ему от него сейчас всё равно которого никакого толку.
— Что, неужели ты посчитал, что я тебя не предугадаю? Многовато о себе думаешь, — Смерть Ларсен позволяет себе довольно засмеяться, хоть ему и не нравится, что эта его победа висела на волоске.
Если бы Хэмп держал язык за зубами, Смерти Ларсену никогда бы в голову не пришло, что брат и правда способен к нему на “Македонию” заявиться, и тогда бы Волк Ларсен его запросто обставил. Впрочем, главное, что в конечном счёте не обставил — а про тонкости ему знать необязательно.
— Что ж ты крадёшься-то, будто не родной? А как насчёт того, чтобы семью навестить? — решив, что довольно потешился бессильной злобой брата, Смерть Ларсен приказывает охотникам: — ко мне его в каюту. А хмыря его, мистер Зингер, в трюм отправьте.
Брат, несмотря на своё отчаянное положение, явно собирается заупрямиться:
— Без Хэмфри…
— Господи, да ничего с ним не будет! — Смерть Ларсен потихоньку теряет терпение. И всё же, сам удивляясь собственной щедрости, решается на уступку, чтобы брат не слишком артачился: — Мистер Зингер, распорядитесь там внизу, чтобы Хэмпу принесли воду, мыло и щётку, а то даже наши крысы почище него будут. И возвращайтесь наверх поскорее.
— А на охрану мне кого поставить?
— Найдёте кого-нибудь внизу, — отмахивается Смерть Ларсен. Хэмп-то сам по себе немногого стоит. Заточение в карцер, как Смерть Ларсен предполагал, полностью его сломало, и он давно уже не создавал никаких проблем и смирнёхонько лежал себе на дне ящика. Хэмпа по большому счёту можно было бы вообще не охранять, но пусть будет для порядка.
Тем временем щедрый жест Смерти Ларсена никто из сладкой парочки, разумеется, не оценивает. Брат со страдальческим видом всё оборачивается через плечо на своего ненаглядного Хэмпа, а Хэмп вдруг тоже оживает. Пока Зингер уводит его в трюм, подгоняя двустволкой в спину, Хэмп вдруг принимается орать что его мочи глухим охрипшим голосом:
— Прошу тебя, Адам, не верь ни единому его слову! Даже если он тебе скажет, что снег белый, он всё равно лжёт! Ты не видел то, что видел я… Умоляю тебя, не ведись!
Не собираясь дожидаться, когда же его вопли наконец стихнут, Смерть Ларсен разворачивается и идёт вслед за конвоем к себе в каюту. Семейное воссоединение выдаётся не самое ровное, но чего ни сделаешь, чтобы вразумить родного брата.
Смерть Ларсен уже понял, что по-хорошему сотрудничать младший не хочет ни в какую. И всё же он, позволив своим людям завести его в каюту, он пусть больше для приличия, но предлагает брату присесть. Даже утруждается достать свой сигарный ящик — разок-другой поделиться не жалко, а брат хорошего табака точно давненько не видел.
Эти старания тоже остаются без должной благодарности — Волк Ларсен просто корчит в ответ презрительную гримасу и принимается буровить брата злым взглядом, время от времени осторожно озираясь по сторонам. Выгадывает возможность сбежать. Впрочем, его караулят все охотники «Македонии» во главе с помощником Смерти Ларсена, так что бежать ему точно некуда.
Смерть Ларсен решает ему подыграть: изображая, что про желание брата убежать он ни сном ни духом не ведает, он садится за стол, достаёт себе сигарету из ящика и закуривает в одиночестве.
— Да я тебе не враг, — начинает он переговоры. — Я действую и всю жизнь
действовал в твоих же, заметь, интересах. И выслушать меня тоже в твоих интересах.
— Ты находишь? Да ты только и делал, что ставил мне палки в колёса. Или для тебя похитить и мучить без причины… важного мне человека — это такое извращённое соблюдение моих интересов?
По-хорошему, очевидно, не получится, а значит хватит и пытаться.
— Это ты важным человеком кого называешь? Хмыря своего, что ли? Того самого хмыря, из-за которого у тебя ум за разум зашел, из-за которого ты, Волк Ларсен, в содомиты подался? Позорище, — говорит Смерть Ларсен под тихие смешки охотников.
Те смеются сперва робко и вполголоса, но, поняв, что капитан позволяет, хохочут уже нагло и вовсю глотку. Смерть Ларсен ухмыляется, присоединяясь к их веселью — пусть брат послушает, каким он посмешищем стал. Заодно посговорчивей будет.
Однако в Волке Ларсене не видно никаких колебаний — он даже будто бы и вовсе не замечает охотников и их веселья. Впрочем, удивляться тут нечему: стыда у младшего брата отродясь не водилось.
— Это я-то позорище? Что же, пусть так. Зато я не подлый вор, которому не зазорно пустить брата по миру. Чего о тебе не скажешь, любезный брат.
— Опять ты за своё? — это далеко не первый раз, когда Волк Ларсен попрекает его этими своими накоплениями на университет, и точно не последний. — Ты сам, что ли, не видишь, что ты деньгами распоряжаться совершенно не умеешь? Те твои накопления ты сам бы промотал в университете, зато я-то нашёл им лучшее применение. Я вложился в пароход и приумножил их в сотню, а то и в две сотни раз.
Вздохнув, Смерть Ларсен заговаривает на датском — так легче подбирать слова. Пусть его помощник-немец и недовольно косится, но его-то разговор не касается, так что подождёт и потерпит.
— Og alt dette, fordi jeg, i modsætning til dig, har for vane at tænke ikke kun på mig selv og mine egne luner.1 — говорит младшему брату точно те же самые слова, что и лет тридцать назад в нищем доме в забытой богом рыбацкой деревне, и продолжает всё так-же по-датски: — Я думаю и за себя, и за всех своих людей на судне, и за тебя в том числе. Ведь ты, какой бы ты ни был, но всё ещё мне родня. И теперь, когда ты опять все свои деньги растерял и стоишь передо мной сейчас без гроша в кармане, я могу тебя выручить.
— Må du og din omsorg gå ad helvede til!2 — бросает ему Волк Ларсен в лицо в точности, как прежде, когда был десятилетним молокососом. — Да ты можешь думать за кого угодно, хоть за всю Палату лордов в Вестминстерском дворце, да только за меня не надо тебе не надо даже и пытаться. Я жил без твоей помощи два десятка лет и не собираюсь в этом ничего менять.
От его ненужных умничаний Смерти Ларсену сводит зубы. Он уверен, что с другими младший выражался бы нормально, но ему всегда очень уж нравилось доводить старшего брата своим паясничанием до бешенства.
— Да ты посмотри, до чего ты сам без моей помощи докатился! — он встаёт в полный рост, нависая над братом, — Хорошо, что мать не дожила! Что бы она сказала, если бы тебя не видела…
— Не смей попрекать меня ей! — принимается как обычно пререкаться Волк Ларсен. — Как будто от тебя и твоей шайки душегубов она осталась бы в восторге…
Смерть Ларсен прикрывает веки и делает долгий вдох, заставляя себя успокоиться. Хватит тратить силы на бессмысленный спор. Хорошо, хоть его люди их ругань понять не могут, посвящать посторонних в семейные склоки его совсем не нужно.
— Вернёмся к делу, — переходит он обратно на английский язык. — У меня есть к тебе предложение. Тебе, очевидно, нужна работа, а мне, как предпринимателю, очень нужны отличные профессионалы с опытом. Будешь моей правой рукой, я стану советоваться с тобой по каждому вопросу — скажем, ты сам убедился, что моя охранная система нуждается в доработке, вот и начнём с неё, как раз приведём её в порядок к началу промыслового сезона. Но у “Македонии” широкий профиль, мы не только промыслом занимаемся, но и транспортом, и торговлей — зависит от пожеланий клиентов, конечно. Так что твоим уменям применение в любом случае найдём. Будешь получать долю от прибыли, процентов десять для начала, а там можно и побольше. Но даже стартовые десять процентов — это побольше, чем то, что твоя потонувшая посудина делала за полтора сезона. Как тебе такое?
Брат, похоже, не особо впечатляется и выслушивает его молча, с прежней своей кривой ухмылкой на высокомерной роже. Зато помощнику Зингеру условия совсем не понравились: судя по тому, как тот чуть поджал губы, он должен про себя тихо бесноваться от гнева, ведь брат явно метит на его место. Смерть Ларсен предполагал, что так будет, но не сомневается, что помощника как-нибудь угомонит. А пока надо разобраться с братом.
— Ja, for pokker, jeg er endda villig til at gøre aftalen mere fordelagtig for dig!3 — добавляет Смерть Ларсен вновь на датском. — Отпущу твоего Хэмпа целого и невредимого с миром. А условие у меня только одно: чтобы я этого хмыря возле тебя больше никогда не видел.
— А как насчёт того, чтобы просто отдать мне ту самую тысячу долларов, что ты у меня в своё время украл, раз ты так рвёшься помогать? Так и быть, я индексировать процент с инфляции тебе даже не буду, раз мы тут по-семейному решаем вопросы. На том и разойдёмся, — пожимает плечами Волк Ларсен.
— И на что же ты потратишь эти доллары? Я так и знал — на то, чтобы вить гнездо со своим хмырём…
Смерть Ларсен тяжело вздыхает.
Нельзя сказать, что он совсем не понимает желание как таковое обзавестись какой-нибудь жёнушкой — даже если качество этой жёнушки окажется, как в случае брата, весьма сомнительным. Но Смерть Ларсен также понимает, что такое приоритеты. Сначала надо заработать как следует — ради стабильного крепкого будущего, причём в первую очередь даже не только своего собственного, а ради семьи. Смерть Ларсен хочет, чтобы семья не просто выживала, а чтобы она процветала. Чтобы голодать и едва ли не побираться, как ему в своё время пришлось, точно не нужно было — даже если со Смертью Ларсеном, как с его отцом и братьями в своё время, что-нибудь станется. И только тогда, когда будущее окажется как следует обеспечено, можно подумать о жёнушках и прочих приятностях.
Брату же, очевидно, на все эти приоритеты наплевать, и его легкомысленное разгильдяйство приводит Смерть Ларсена в ярость. Мало того, что тот развлекался и позорился вовсю, пока старший брат работал не покладая рук, так ещё и никакой благодарности за помощь от него не дождёшься.
Он затягивается сигаретой, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего со злости.
— Господи, да с чего ты в него так вцепился? Чего в Хэмпе такого особенного-то, что ты сытое место и родного брата ради него отвергаешь?…
— Ты в очередной раз меня отчитать пытаешься или правда хочешь знать? — спрашивает брат, и Смерть Ларсен кивает, показывая, что готов попробовать выслушать.
Одно то, как Волк Ларсен нахмуривает брови, совсем не нравится Смерти Ларсену. Он отлично помнит, что эта насупившаяся рожа означает лишь одно: сейчас младший будет делать всё возможное, лишь бы он почувствовал себя тупицей.
— Знаешь, я, пожалуй, должен быть тебе признателен, — начинает Волк Ларсен в хорошо знакомой брату напыщенной манере. — Я много думал в последнее время — думал, скажем так, про людей и про скотов. В поганые дни мне кажется, что поскреби любого, пусть самого бескорыстного и искреннего человека, и на поверхность вылезет скотина, которой на самом деле ничего, кроме своих собственных шкурных интересов не важно. Думал, можно ли отличить истинное бескорыстие от хорошо замаскированной расчёта на выгоду, сомневался, существуют ли они вообще, эти бескорыстие и альтруизм. Но благодаря тебе, любезный брат, я получил замечательный наглядный пример и сомневаться перестал.
— Ты к чему своё словоблудие разводишь? — вклинивается Смерть Ларсен.
— Я отвечаю на твой вопрос. Ты же сам об этом просил, — похоже, брат опять, пока речь свою не закончит, не угомонится. — Знаешь, это псину какую-нибудь достаточно поманить сочным куском мяса, и она тут же позабудет все свои обиды на тебя. Это псину можно заставить гавкать как положено и ходить по указке, то понукая её палкой, то размахивая ей перед носом куском жратвы. Но зато от людей подобным образом ты прощения никогда не добьёшься. У людей путь к примирению состоит из множества шагов, и пока обе стороны их не пройдут, ничего не получится. Тут не сжульничаешь, не срежешь дорогу и пока не потрудишься как следует, доверие не вернётся. С Хэмфри же…
Волк Ларсен запинается, но, не позволяя никому себя оборвать, продолжает, пусть и заметно сбивчивей, чем прежде:
— С Хэмфри дорога эта выглядит как чёрт знает что, и всё же он сделал мне навстречу достаточно шагов, чтобы я в свою очередь пригнал сюда лодку и взялся выдирать его из твоих лап. Очень возможно, что мы зайдём в тупик. Мне, если честно, самому не особо верится в возможность примирения между нами. И всё же я готов ради Хэмфри рисковать и не чувствую себя дураком. Потому что рядом с Хэмфри я человеком побыть могу наконец-то. Что же касается тебя, брат…
— Как лестно, что ты, пока самовлюблённо болтал, про меня всё же не забыл, — закатывает глаза Смерть Ларсен.
— …Вот ты говоришь, что пришёл мне на выручку, — не сбивается его брат. — Но нет в твоих действиях никакой заботы и искренности, только шкурный расчёт. Причём расчёт этот трусливый, потому что ты ко мне соваться не смел, пока не уверился, что в проигрыше ты точно не останешься. Ты сейчас подгадывал, когда же я от безденежья побольше отчаюсь, чтобы тогда по возвращении в Сан-Франциско заявиться якобы меня спасать и поманить хорошей должностью. И если я твою помощь приму, меня ждёт дрессура, а не забота. Ты же только так со всеми обращаться умеешь — дрессировкой и муштрой. А от тех, кто не поддаётся или в ком ты не видишь прока, ты избавляешься. Не корабль у тебя, знаешь ли, и никакая не команда. Это убогая псарня, и её частью я становиться не хочу.
— У меня псарня, а ты у нас значит Волк. Ты к этому клонишь?
— Допустим, — пожимает плечами Волк Ларсен. — Я, впрочем, так и знал, что ты ничего не понял…
— Я понял достаточно, поверь мне, — отвечает Смерть Ларсен и сдерживает порыв приказать своим молодцам съездить ему пару раз промеж глаз. Лучше выбрать другой путь.
— Миленько конечно, что ты для Хэмпа такой бескорыстный. Дай угадаю — ты все свои оставшиеся средства ведь потратил, чтобы сюда за ним заявиться, верно? Зато Хэмп-то из состояния своей семьи тебе ни цента не отдал пока что?
— Мне его деньги не нужны… — огрызвается младший, однако рот его сердито дёргается, и Смерть Ларсен понял, что попал в точку.
Отлично, сейчас брат за свой самодовольство получит всё, что ему причитается.
— Я не сомневаюсь, что Хэмп-то от тебя действительно выгоды поиметь не хочет. Я, по правде говоря, понятия не имею, чего его дёрнуло и что он там хотел доказать тебе, когда прикинулся бродягой, чтобы пробраться на судно. Меня однако причины его взбрыков не интересуют, ведь мне и так ясно, что он в любой момент может ещё взбрендить что-нибудь ещё и он драпанет обратно домой. Хэмп-то ничем не рискует, у него ведь его богатая семейка всё ещё никуда не делась.
— Но они…
— Что, Хэмп с ними не в ладах, хочешь сказать? Да они всё равно примут его обратно с распростёртыми объятьями в их огромный светлый дом, какой бы Хэмп ни был. А Хэмп уже разок, заметь, сбегал от тебя, оставив подыхать в пожаре. Так почему бы ему не поступить так ещё раз, пока ты ради него последнюю рубашку отдаёшь? Я не вижу ни одной причины ему перемениться. Зато я, дорогой мой брат, никуда от тебя не денусь. Пусть тебе не нравятся мои методы, пусть я, по-твоему, недалёкий душегуб и псарь, с которым твоих задушевных бесед не побеседуешь, — но такой уж я есть. И я был с тобой, когда ты был сопляком, и заботился, чтобы наша семья не подохла с голоду, и точно так же остаюсь рядом сейчас. И, в отличие от Хэмпа, останусь до конца. Пора бы тебе на старости лет научиться это ценить.
Брат выслушивает его так внимательно, как, пожалуй, ещё никогда его не слушал, и с каждым словом всё больше.
— Что же… — порывается Волк Ларсен заговорить после долгой паузы, но его прерывает грохот открывающейся двери. В проёме стоит растерянный молодой матросик. Имени Смерть Ларсен не помнит — это кто-то из тех, кого он набирал в расход перед началом рейса.
— Хэмп сбежал! — голосит матросик что есть мочи.
Смерть Ларсен хочет прихлопнуть его на месте — вломился без спроса, оборвал важный разговора из-за ерунды, хотя Хэмп никуда отсюда не денется. Он открывает рот, чтобы отдать приказ своим людям, чтобы не отвлекались, но оказывается слишком поздно.
Охотники уже посворачивали головы на матросика, а Волк Ларсен, разумеется, пользуется поднявшейся суматохой и запросто вырывается у них из рук.
Секунду спустя кажется, будто его в каюте и вовсе не бывало — только жалобно стонет отшвырнутый к двери матросик.
— Чего раззявились? Плевать на Хэмпа, брата моего не упустите! — кричит Смерть Ларсен охотникам и первым выбегает в коридор. Не теряя ни секунды, он тут же мчится вверх по трапу на палубу — Волк Ларсен точно побежал к люкам в трюм, а значит, что перехватить его можно только на палубе.
Наверху уже давно стемнело. Можно легко подумать, что палуба безлюдна, но Смерть Ларсен точно знает, что это совсем не так.
— Зажигайте прожекторы! — командует Смерть Ларсен.
Только так получится загнать Волка Ларсена в угол. Его брат здесь, и он без своего Хэмпа не уйдёт.
Яркий резкий свет прожектора выхватывает чёрный силуэт на крыше рубки. Секунду спустя он уже оказывается на палубе — куда быстрее, чем охотники Смерти Ларсена успевают хоть что-то сделать.
Двое, что оказались к Волку Ларсену ближе всех, падают навзничь, у одного под головой быстро расползается кровавая лужа. Смерти Ларсену остаётся только надеяться, что он лишился не одного из лучших.
Но как бы брат ни бился, ему никуда не делся — у Смерти Ларсена всё ещё осталось десять вооружённых человек и помощник. Все они обступают Волка Ларсена кольцом, теснят к железному борту, за которым нет ничего, кроме глухой ночной черноты. Ему не выбраться.
Но и бросить ему вызов никто не смеет. На Волка Ларсена наставлено с десяток ружей, но выстрелить все бояться — и ясно, что дело вовсе не в приказе взять его живым.
Ему стоит чуть замахнуться окровавленным кулаком, чтобы толпа отшатнулась. Отшатнулась, но не разомкнулась.
— Ну? — насмешливо спрашивает Волк Ларсен, — Проклятые трусливые псины, вы скукой меня здесь хотите уморить, что ли? Выходите, я вас всех уважу!
Никто не выходит вперёд. Но так, пожалуй, для Смерти Ларсена это даже к лучшему.
Он давно мечтал показать Волку Ларсену, что одной грубой силищей ему одержать верх больше не удастся. Пришла пора сбить с него спесь. В конце концов, если брат по-хорошему не понимает, где его место, то Смерть Ларсен с огромным удовольствием ему покажет.
— Я к тебе выйду, братишка, — говорит он, без труда пробираясь к брату через толпу охотников. Он с удовольствием расправляет плечи, предвкушая роскошную драку.