Давно хотела собрать мои мысли и наблюдения в одном месте. На этот раз не про слэш, а про знаменитое мировоззрение Волка Ларсена.

Мнений на его счёт я встречала полно, но я сама на эту тему почти не говорила. Отчасти потому, что мне в «Морском Волке» намного интересней психология и слэш, а вовсе не философская составляющая. Да и, признаюсь честно, я никогда не относилась серьёзно ко всем этим Ларсеновым монологам. Я считаю, что они куда лучше смотрятся на каких-нибудь постироничных мемах с волками, чем в качестве какой-то там серьёзной системы взглядов.

Однако, как я поняла, много людей к взглядам Волка Ларсена относятся совсем по-другому — чуть ли не с трепетом, что вот она, дескать, правда жизни. А кто не согласен, у того жизнь была слишком лёгкая. Да и, не могу не признать, что возразить Ларсену вот так вот с наскоку и правда очень трудно.

Короче, пришло время пояснить мою позицию. Пояснять её я буду, вовсе не вступая в прямой философский спор. Я не сильна в философии, но кое-что смыслю в психологии и в том, что такое дискуссия. С этой стороны и буду заходить.

Почему Волку Ларсену так тяжело возразить

Когда я читала «Морского Волка» в самый первый раз и начинались все эти охренительные Ларсеновы монологи, я просто быстро терялась, что там и к чему, и вместо каких-то аргументов у меня было только какое-то “А как же… Но… А…?” и чувство острого несогласия. Так что да, какой-то дурой, которую тут взяли и придавили ФАКТАМИ я себя поначалу ощутила.

Ларсен говорит так, что ему как будто бы и правда тяжело возразить. Однако тут какой вопрос: тяжело привести аргументы, потому что Ларсен говорит правду-матку? Или их тяжело привести, потому что Ларсен дискутирует не очень честно?

Я прочитала роман ещё ндцать раз, и пришла к выводу, что правдиво таки второе. А сейчас я предлагаю вам пройтись со мной по нескольким монологам, чтобы посмотреть, где именно Ларсен включает демагогию и как именно он это делает.

Перевод стрелок

Я хочу обратить внимание на то, что Хэмп никогда не ждёт философского спора. Он всегда приходит к Ларсену с насущным и конкретным вопросом, но на этот вопрос Ларсен не отвечает почти никогда, при первой же возможности переводя разговор в область всяких абстрактных построений.

Самым сочным примером такого перескакивания на совсем другую тему мне кажется диалог в 8-й главе. Ларсен выиграл 185 долларов у Магриджа (те самые деньги, которые Магридж стащил у Хэмпа), ну и теперь Хэмп справедливо говорит, что это вообще-то его деньги. И вот что происходит:

– Понимаю, – сказал я, – факт тот, что деньги у вас.

Его лицо просветлело. По-видимому, он остался доволен моей сообразительностью.

– Но вы обходите основной вопрос, – продолжал я, – который лежит в области права.

– Вот как! – отозвался он, презрительно скривив губы. – Я вижу, вы все еще верите в такие вещи, как «право» и «бесправие», «добро» и «зло».

Дальше идёт очередной Ларсеновский монолог, я сейчас на другое хочу обратить внимание. Хэмп ни о каких философских материях не толкует и он использует понятие «право», очевидно, в юридическом смысле. Ларсен на его вопрос/упрёк/аргумент не отвечает вообще никак, а сразу перескакивает на тему, которая интересует больше всего лично Ларсена.

Такое происходит ещё не один раз в романе. Я приведу ещё пару примеров.

Самый первый философский диалог Ларсена и Хэмпа, глава номер 5. Хэмп пришёл жаловаться, что его обворовали. К чести Ларсена, в этот раз он хоть коротко, но высказал своё мнение (мол, здесь, за своими деньгами следить будешь сам). Но долго, опять же, задерживаться не стал, а полез в «бессмертие души»:

К тому же вы еще и согрешили. Вы не имеете права искушать ближних. А вы соблазнили кока, и он пал. Вы подвергли опасности его бессмертную душу. Кстати, верите ли вы в бессмертие души?

Ещё один пример, глава 6-я. Хэмп спрашивает, зачем Ларсен кошмарит одного конкретного Гаррисона и заставляет его лезть на высоту при неверном ветре. Ларсен переводит разговор в «ценность жизни».

– Вы так издеваетесь над человеческой жизнью, неужели вы не придаете ей никакой цены? – спросил я.

– Цены! Какой цены? – Он посмотрел на меня, и я прочел циничную усмешку в его суровом пристальном взгляде. – О какой цене вы говорите? Как вы ее определите? Кто ценит жизнь?

– Я ценю, – ответил я.

– Как же вы ее цените? Я имею в виду чужую жизнь. Сколько она, по-вашему, стоит?

Надо сказать, что несколько позже, закончив с очередным своим длиннющим циничным монологом, Ларсен всё-таки возвращается изначальной теме. Однако этот изначальный перевод стрелок всё равно играет огромную роль — я сейчас объясню почему.

Просто вот, казалось бы, ну начинает Ларсен философствовать с нихера, ну и чего такого-то? Чего в этом нечестного? Но вы смотрите: эти внезапные философствования прилетают ушатом ледяной воды и Хэмпу, и читателю в лицо.

Читатель не готов, что сейчас нас Волк Ларсен притянет за пуговицу и окатит душным монологом, читатель вообще до этого думал про совершенно другое — про Магриджа, про Гаррисона, про деньги.

А Ларсен требует отложить всё, чем читатель был занят, и хочет, чтобы мы взяли и вышли к доске сходу отвечать про бессмертие души. Неудивительно, что теряешься, сбиваешься с толку, а дальше только обречённо слушаешь все эти охренительные умозаключения.

И пусть в 6-й главе Ларсен после монолога всё-таки возвращает тему обратно к Гаррисону и предлагает весьма сомнительный, если так подумать в спокойной обстановке, ответ, что он, дескать, кошмарил Гаррисона просто потому, что жизнь Гаррисона в глазах Ларсена не имеет никакой цены. Однако и Хэмп, и читатель уже запутались в сетях предшествующего длинного циничного монолога — а потому просто не находят в себе сил возразить хоть что-нибудь.

Накидывание множества тезисов за раз

Ларсен не просто начинает философствовать максимально внезапно, Ларсен ещё и во время своих философствований вываливает на Хэмпа и на слушателя множество тезисов, каждый из которых, если по-хорошему, является сам по себе спорным утверждением, которое надо бы обсудить. Но Ларсен не даёт очухаться и оглядеться, он накручивает ещё, и ещё, и ещё.

Я приведу только один пример. Возьму самый первый диалог Ларсена и Хэмпа из 5-й главы. Я не буду его здесь цитировать, кому надо — пойдёт и перечитает. Я просто перечислю все тезисы, который так или иначе выдвигал в нём Ларсен.

  1. Тот, у кого деньги лежат где попало, заслуживает быть обворованным.
  2. Хэмп спровоцировал кока.
  3. Душа не бессмертна.
  4. Всё тлен, люди живут только чтобы жрать.
  5. Капитализм — это плохо, понятненько? (кстати, единственное утверждение в монологе, которое реально имеет под собой фактическую базу)
  6. Капитализм есть суть жизни.
  7. Если жизнь такая, то зачем быть бессмертным?
  8. Мечты о бессмертии — это просто иллюзии, их природа в биологии.

Оно наваливается одно за другим с огромной скоростью, Ларсен просто не даёт отдышаться. Не успеваешь возразить на одно, как сразу тебе подкидывают ещё, и ещё и ещё.

Получается, что сбитый с толку читатель чувствует себя полным дураком: потому что вроде бы чисто эмоционально со всем с этим не соглашаешься. Но вместе с этим помнишь, что то, что Ларсен втирал про капитализм — точно было правдиво. И ощущение, что раз то, что про капитализм, правдиво, то и вся остальная запутанная циничная речь — тоже правдива. А ты просто дурак наивный, что не согласен.

Брать только удобные факты (а неудобные перекручивать так, чтобы стали удобными)

В предыдущем пункте я уже говорила, что Ларсен очень любит побомбить на капитализм. И ну, в данном случае он полностью прав. Однако легко попасть под влияние иллюзии, что раз человек прав в одном аспекте, то он прав целиком.

Тем более, что капитализм в самой своей дикой и чернушной форме Ларсену очень удобен как аргумент. Но что делает Ларсен с менее удобными фактами?

Есть очень показательный пример, как Ларсен тянет сову на глобус. В 24-й главе, после того, как Смерть смогу увести всю добычу у Волка Ларсена, вся команда предсказуемо недовольна обманом. Происходит вот какой диалог между Ларсеном и Мод:

– Провалиться бы ему в преисподнюю на веки вечные! – проворчал Луис, бросая мне многозначительный взгляд и присаживаясь отдохнуть, после того как он принайтовил свою шлюпку.

– Вот прислушайтесь-ка к их словам и скажите, что еще могло бы так их взволновать, – заговорил Волк Ларсен. – Вера? Любовь? Высокие идеалы? Добро? Красота? Истина?

– В них оскорблено врожденное чувство справедливости, – заметила Мод Брустер.

<…>

– Вы сентиментальны, как мистер Ван-Вейден, – язвительно произнес Ларсен. – Почему эти люди чертыхаются? Да потому, что кто-то помешал исполнению их желаний. А каковы их желания? Пожрать повкусней да поваляться на мягкой постели, сойдя на берег, после того как им выплатят кругленькую сумму. Женщины и вино, животный разгул – вот и все их желания, все, чем полны их души, – их высшие стремления, их идеалы, если хотите. То, как они проявляют свои чувства, зрелище малопривлекательное, зато сейчас очень ясно видно, что они задеты за живое. Растревожить их душу можно сильнее всего, если залезть к ним в карман.

Ещё раз, что у нас есть, вот чисто по факту? У нас есть Луис, который — внезапно, правда? — хотел бы получать деньги за свою работу.

А Ларсен из этого одного вполне понятного желания понаделал кучу всратых умозаключений про то, что волнует и чем живёт — даже не только Луис, а вообще все люди на свете.

Что сказать? Ну, честная дискуссия так не ведётся.

Что в итоге?

Я хотела показать вам, что прозрачным и честным собеседником Ларсена не назвать. Да, сходу взять и найти для него контраргументы для его речей сложно. Но это больше от того, что речи эти выстроены не самым честным образом, а не от того, что в них всякая ПРАВДА.

На тему этой самой правды я хочу поговорить в следующей секции.

Правда жизни, которая не для слабаков

Итак, мы уже успели разобраться, что аргументация Волка Ларсена весьма далека от безупречности. Но всё ещё может быть, что по существу он всё-таки прав.

Может быть вот она, та самая суровая, мужицкая правда жизни?

Ну… Как бы вам сказать-то… Давайте так. Я не философ ни разу, даже и близко. Но я кое-что знаю о людях.

Давайте просто возьмём краткую выжимку Ларсеновского мировоззрения.

Итак, смысла нет, возвышенного ничего нет, высокие порывы ничего не стоят, жизнь ничего не стоит, люди ничего не стоят и вообще мрази… Короче, «Весь мир — бардак, все бабы — мрази, а солнце — долбаный фонарь»

Окей, клёво, а дальше-то что? А дальше можно начинать ненавидеть всё подряд.

Ненавидеть весь белый свет за то, что он такой бессмысленный. Ненавидеть людей за то, что во-первых — мрази, а во-вторых — слишком тупые и слабые, чтобы согласиться с ПРАВДОЙ ЖИЗНИ.

И сидеть, и вариться в своей ненависти. Клёво, правда?

Честно говоря, я на всех, кому идеи Ларсена на полном серьёзе кажутся привлекательными, смотрю со смесью опаски и испанского стыда. Просто ну, вы что, зачем так обмазываться ненавистью? И что самое стрёмное, что таких людей гораздо больше, чем я думала изначально.

Я это вообще к чему. Сама по себе ненависть — это не самая плохая эмоция. Ярость и ненависть заставляют не сидеть на месте, не сдаваться, куда-то идти, что-то делать.

На короткой дистанции.

Но когда сидишь в этой чернухе год, другой, десятый… Ненависть уже так не торкает, не придаёт сил, остаётся только усталость. А, ну и ещё сомнительное чувство собственного превосходства, основанное на том, что ну вот у тебя-то иллюзий нет, ты-то самый умный — в отличие от всяких идеалистов, которые, разумеется, быдло.

Но вы посмотрите. Даже Волк Ларсен, который самый сильный, умный, пробивной и вообще, господи прости, альфа-самец — даже он это чёрное мировоззрение не вывозит. Даже его от собственной же философии плющит и колбасит. Ему хреново, ему плохо, он по любому поводу приходит в полное отчаяние.

И совсем изредка, тайком от самого себя, он всё-таки срывается в откровеннейшую романтику и сентиментальность, которую он в обычном своём рабочем режиме злостного материалиста глубоко презирает:

– Он возглавил борьбу за дело, обреченное на неудачу, и не устрашился громов небесных, – говорил Ларсен. – Низвергнутый в ад, он не был сломлен. Он увел за собой треть ангелов, взбунтовал человека против бога и целые поколения людей привлек на свою сторону и обрек аду. Почему был он изгнан из рая? Был ли он менее отважен, менее горд, менее велик в своих замыслах, чем господь бог? Нет! Тысячу раз нет! Но бог был могущественнее. Как это сказано? «Он возвеличился лишь силою громов». Но Люцифер – свободный дух. Для него служить было равносильно гибели. Он предпочел страдания и свободу беспечальной жизни и рабству. Он не хотел служить богу. Он ничему не хотел служить. Он не был безногой фигурой вроде той, что украшает нос моей шхуны. Он стоял на своих ногах. Это была личность!

Мировоззрение как психзащита

И всё же, к сожалению, для Волка Ларсена невозможно взять, проснуться утром и сказать что-то вроде: «И правда, что же это я такой мрачный титан одиночества, с сегодняшнего дня буду верить в любовь и розовых поняшек!»

Мировоззрение — это не осознанный выбор. Оно развивается как ответ на то, что мы видим в этом мире. Мировоззрение помогает нам навести какой-никакой порядок в картине мира и быть готовым к новым испытаниям.

А что даёт мировоззрение Волка Ларсена, которое «Не верь, не бойся, не проси»?

Не надейся — надежду растопчут и обломают. Не доверяй — доверием воспользуются, а потом ещё и поглумятся. Не привязывайся — никто никогда не оценит, все пекутся только о своей выгоде. Не очаровывайся, не очаровывайся, ни в коем случае ничем не очаровывайся.

Мировоззрение Волка Ларсена — это раковина, в которую можно спрятаться от мира. Потому что в мире тебе могут оттоптать все эдельвейсы, а в раковине ты всегда к такому будешь готов, свободен от привязанностей и вообще во всеоружии.

Только жить так и правда невыносимо и тошно. Но вылезти из раковины и позволить себе во что-то поверить — так тебе дадут по роже, а это больно и лучше не надо.

И Ларсен дискутирует такими нечестными методами вовсе не потому, что он манипулятор 80-го уровня и всех переиграл. Он, скорее всего, и не осознаёт всех своих лютых когнитивных искажений — пусть он и очень умный человек.

Волк Ларсен думает, что хочет открытой и честной дискуссии, но на самом деле он к ней просто не готов.

Он страстно хочет, чтобы его переубедили — потому что сидеть в чернухе невыносимо.

Но это же придётся перестать прятаться от всего света, это же придётся осознать собственную трусость. А он к такому не готов — а потому он и будет отчаянно сражаться за то, что он вообще не трус, а просто познал правду жизни.

Всё его поведение — это одновременно и «Переубеди же меня, пожалуйста!», и «Да как ты смеешь со мной не соглашаться?!»

Почему так вышло — роман не поясняет. А эта статья — она про сам роман, а не про фанфики.

В любом случае, мне в Волке Ларсене именно это-то и интересно. Не его насквозь непоследовательная философия, а человек, который за ней прячется.

Other chapters: