К полночи “призраки” оживают.
Душу штормит, и кабак качает —
То ли я выпил опять так много,
То ли мне палуба бьется в ноги,
То ли скрипят переборки хором,
То ли хохочет, довольный спором,
Мой истязатель, жестокий, властный,
Волк — ведь не имя, а кличка, Ларсен.
Волк — повсеместно дурная слава.
Волка жалеть не пристало, право.
Сам не жалея, не чтя морали,
Он эту му́ку поймет едва ли.
Холод змеей по спине сбегает,
Волк парусиной в пучине тает.
Можно не мучиться, не бороться,
Он никогда уже не вернется.
Так проиграл он в финальном споре — «Тело да будет передано морю».
Кто же ты, черт возьми?
Что за рыба?
Сам не пойму, как с тобою выбыл
Прежний Ван-Вейден,
А тот, что выжил
Больше не спит, не живет, не дышит.
Неподготовлен к такой победе,
Неприспособлен во всем на свете,
Кроме беседы в каютном кресле
Кроме моряцкой, тягучей песни,
Кроме руки, что сжимает горло,
Кроме тоски, скандинавской, черной,
Кроме изменчиво-серой правды,
Той, что осталась в минувшем завтра,
В выпитом виски и в мертвом небе
С богом, который собою не был.