Хэмп лежит с колотящимся сердцем на койке, пытаясь унять дрожь в теле. Эта тяжёлая ночь всё никак не хочет заканчиваться.
Он пережил бунт, он едва выбрался из кубрика, полного разъярённых матросов, целым и невредимым. Но не это его пугает. Его пугает, что щёки всё ещё горят, а перед глазами стоит обнажённый Волк Ларсен — довольный стыдом Хэмпа, откровенно наслаждающийся его неуместным вниманием. Хэмп еле отдёрнул руки от его кожи, еле сдержался. Ему страшно от того, как легко было не сдержаться.
И это ведь только начало, ведь теперь Хэмп помощник. Что ещё придумает волк Ларсен? Какую игру? Он не получил то, чего хотел, он не успокоится, пока не заставит Хэмпа с позором отказаться от своих убеждений. В этом цель его эксперимента.
Завтра будет тяжёлый день, нужно поспать. Чем меньше Хэмп отдохнёт, тем хуже ему придётся завтра. Он ворочается из стороны в сторону, тщетно пытаясь успокоиться.
Сердце всё ещё бешено колотится, и Хэмп не верит, что заснёт хоть на секунду в эту долгую невыносимую ночь. Он ошибается: вскоре тяжёлый удушливый сон всё же радушно принимает его в свои липкие лапы. Только отдых вместе с ним не приходит. Вместо для Хэмпа начинается очередной круг ада.
Тут Хэмп больше не лежит на влажной, пропитанной его собственным потом простыне, а оказывается прикован — нет, вплавлен — в склизкую мясистую полость, устланную изнутри противно пульсирующими складками плоти. Его заперли в гигантской монструозной утробе и переваривают заживо, растворяя его тело мышца за мышцей. В этом душном, как тропическое болото, и насквозь пропитанным отвратительными испарениями аду Хэмп медленно, необратимо превращается в чудовище.
Своим мутным, почти ничего не видящим взглядом, Хэмп вдруг замечает его. Конечно же, перед ним не кто иной, как Волк Ларсен. Конечно же, он — хозяин этого страшного места, хозяин положения. В мареве сна Хэмп не понимает, как Волк Ларсен оказывается к нему вплотную. Точно так же, как и накануне, он полностью обнажён.
Его невыносимо красивое лицо, пристальный взгляд его испытующих, любопытных и недвусмысленно приглашающих голубых глаз — всё точно точь-в-точь, как несколько часов назад, будто Хэмп и вовсе с ним не расставался. Его образ выжжен у Хэмпа в памяти навечно, и именно поэтому он видит Волка Ларсена так же отчётливо, как и наяву. Даже в кошмаре не получается им не любоваться.
Это Волк Ларсен — причина всех его страданий, это Волк Ларсен обрёк Хэмпа сгинуть навсегда — неважно, быть убитым на «Призраке» или быть переваренным заживо здесь, в мерзкой инфернальной утробе. И всё же Хэмп радуется ему, будто избавителю, будто ангелу в аду.
Волк Ларсен с прежней своей уверенной улыбкой тянет к Хэмпу руки и приглашает прикоснуться к себе — точно так же, как до этого приглашал наяву в тесноте каюты, заметив, что Хэмп таращится на его точёное сильное тело куда дольше дозволенного. И точно так же, как и наяву, Хэмп не в силах противиться и кладёт ему руки на белоснежные бока и чувствует напряжённые мышцы под тонкой атласной кожей.
Только это больше не наяву, это наваждение, кошмарный плод его собственного до предела измотанного разума. Оно пройдёт, и никто ничего не узнает. А потому Хэмп даёт себе волю и использует свой второй шанс вовсю.
В этот раз он не отдёргивает ладони как можно скорее, а ведёт их от боков вниз к бёдрам, сжимает кожу, гладит, и осмелев, позволяет себе притронуться к внутренней стороне — туда, где горячей всего. Волк Ларсен ему всё позволяет, затянув Хэмпа в ответ в свои дьявольские объятья.
Он смотрит Хэмпу прямо в глаза и довольно улыбается, чуть приоткрыв свои полные чувственные губы. Он вот-вот заговорит, обличит своей ядовитой речью весь позор Хэмпа и безжалостно посмеётся. Но Хэмп ни в коем случае не хочет слышать ничего, из того, что Волк Ларсен собирается сказать, а потому впивается губами ему в растянутый в торжествующей улыбке рот и дёргает его на себя что есть силы.
Хэмп теряет всякую осторожность, он с остервенением хватает, вцепляется, терзает нежную кожу до красных полос. Он ещё никогда в своей жизни не чувствовал столько злобы. Злобы на себя, но в первую очередь — на Волка Ларсена.
За всё зло, что Ларсен ему причинил, за жизнь, которую он походя опрокинул. Злится за то, что чувствует прямо сейчас — за всё извращённое удовольствие, что расползается по его измученному телу. За то, что перед Волком Ларсеном Хэмпу не спрятаться от того, какой он на самом деле, хотя Хэмп всю жизнь выбивается из сил, лишь бы не привлекать постороннего внимания к своему ужасному недостатку.
За всё за это и за многое, многое другое Хэмфри отыгрывается, как только может, на Волке Ларсене, пытаясь урвать побольше от безнаказанности и горячего пульсирующего наслаждения внизу живота. Но, сколько бы он ни забирался в чужое роскошное тело поглубже, Хэмп знает, что Волк Ларсен так и останется настоящим хозяином положения. Шанса одержать победу нет, но остановиться Хэмп не может.
С каждым разом руки оторвать всё труднее, а кольцо объятий Ларсена всё уже. Их кожа слипается, смешивается, и Хэмп вязнет в Волке Ларсене, как мухи вязнут в сиропе.
Хэмп не пытается сопротивляться своему с Волком Ларсеном перерождению. Он больше не чувствует границы между их телами, но его это не пугает. Его сознание парит в блаженной, умиротворённой неге. Слиться вдвоём в одну амальгаму плоти оказалось на удивление хорошо — ведь теперь Хэмп больше никогда не будет один. Он больше никогда не будет собой. А раз так, то он согласен остаться в этом тесном, удушливом аду навсегда.
Блаженство вдруг резко обрывается, и сон утаскивает Хэмпа куда-то прочь. Туда, где вместо влажного тепла жгучий злой холод, где Хэмп снова один — снова крохотный, мёрзнущий и отвратительно жалкий. Он хочет обхватить себя руками, чтобы хоть как-то согреться, но чувствует, что с ними что-то не так. Хэмп подносит их к глазам и цепенеет от ужаса. С ладоней стекает ярко алая артериальная кровь, а в правой руке у него зажат ритмично, часто бьющийся кусок плоти — но сам Хэмп цел и невредим. Это чужая кровь. Чужое сердце.
В следующее мгновение Хэмп просыпается от своего собственного крика. Он зажимает рот руками и, послушав с минуту привычный скрип переборок, убеждается, что его никто не слышал. Ладони, к счастью, чисты — ведь это всё был сон, всего лишь кошмар. Хэмп садится на кровати и чувствует липкий холод. На белье у него обнаруживается стыдное пятно, и Хэмп подскакивает с койки, лишь бы не испачкать простыню и матрас.
Так стыдно ему не было ещё с юношества. Нужно переодеться, найти воду — и, главное, поскорее. По крайней мере, всё ещё глубокая ночь, и его точно никто не застанет. Тихо прокрадываясь с кают-компании, на камбуз, Хэмп говорит себе, что завтра станет легче. Бельё он как-нибудь застирает, а про то, что творится у него на уме, никто не узнает. Даже Волк Ларсен не узнает. Хэмп всю жизнь прожил и ни разу не оступился — и Волку Ларсену он тоже не поддастся.
Хэмп должен справиться. У него нет другого выбора. Если он не справится, окажется разрушена вся его жизнь. Если он не справиться, о возвращении домой можно даже не мечтать.
Арт, вдохновивший зарисовку:
